Неточные совпадения
Швабрин упал на колени… В эту минуту презрение заглушило во мне все чувства ненависти и
гнева. С омерзением глядел я на дворянина, валяющегося в ногах беглого казака. Пугачев смягчился. «Милую тебя на сей раз, — сказал он Швабрину, — но знай, что при первой вине тебе припомнится и эта». Потом обратился к Марье Ивановне и сказал ей ласково: «Выходи, красная девица; дарую тебе волю. Я
государь».
Говорят, будто я обязан этим усердию двух-трех верноподданных русских, живших в Ницце, и в числе их мне приятно назвать министра юстиции Панина; он не мог вынести, что человек, навлекший на себя высочайший
гнев Николая Павловича, не только покойно живет, и даже в одном городе с ним, но еще пишет статейки, зная, что
государь император этого не жалует.
— Боярин, — ответил Вяземский, — великий
государь велел тебе сказать свой царский указ: «Боярин Дружина! царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси слагает с тебя
гнев свой, сымает с главы твоей свою царскую опалу, милует и прощает тебя во всех твоих винностях; и быть тебе, боярину Дружине, по-прежнему в его, великого
государя, милости, и служить тебе и напредки великому
государю, и писаться твоей чести по-прежнему ж!»
Нестерпимейшая досада, негодование и
гнев —
гнев душащий, но бессильный, все это меня погоняло и шпорило, и я шагал и шагал и… вдруг, милостивые мои
государи, столкнулся лицом к лицу с седым человеком очень небольшого роста, с огромными усами и в мундире, застегнутом на все пуговицы.
— Как, неужели вы намерены еще продолжать это проклятое дело! — вскричал он, — но что ж со мной-то вы делаете, о господи! Не смейте, не смейте, милостивый
государь, или, клянусь вам!.. здесь есть тоже начальство, и я… я… одним словом, по моему чину… и барон тоже… одним словом, вас заарестуют и вышлют отсюда с полицией, чтоб вы не буянили! Понимаете это-с! — И хоть ему захватило дух от
гнева, но все-таки он трусил ужасно.
— Жена? У вас нет жены, — отвечал Плодомасову губернатор. — Вы,
государь мой, по злообычаю забыли, вероятно, что вы от этой девицы не снисхождения можете ожидать, а сугубого
гнева на вас. Благородная девица сия, конечно, присоединит свой голос к тем свидетельствам, которые против вас сделаны, и это будет ваше последнее с нею свидание. Прошу вас, государыня моя, сказать, точно ли вы с сим господином обвенчаны, как все о том свидетельствуют, насильно?
Навряд ли,
государь.
Не в
гнев тебе, а диву я даюся,
Как мало страху на Москве!
Чтобы еще более воспалить умы, она показывает цепь, гремит ею в руке своей и бросает на землю: народ в исступлении
гнева попирает оковы ногами, взывая: «Новгород —
государь наш!
—
Государь и великий князь, — начал Феофил. — Я, богомолец твой, со священными семи соборов и с другими людинами, молим тебя утушить
гнев, который ты возложил на отчину твою. Огонь и меч твой ходят по земле нашей, не попусти гибнуть рабам твоим под зельем их.
Он увидел, что владыке подали чашу и он собирается ударить челом
государю на отложение
гнева царского.
— Не таюсь я перед тобой, великий
государь! Что за глаза, то и в глаза скажу… Спокойствие твое и государства твоего мне дороже жизни моей нестоящей, и гибель твоя и разорение русского царства страшнее
гнева твоего… Казнить хоть вели, а говорить что надо буду…
Это было так понятно, но
государь, ослепленный
гневом, не хотел понимать этого и досадовал на императрицу. Досада эта отразилась даже на обращении с супругой.
— Что ж, что помиловал?.. Коли они тебе очи отвели, так милость к ним на
гнев должна обратиться, по справедливости. Ужель дозволишь, великий
государь, им над тобой в кулак посмеиваться, мы-де, по-прежнему, царем ворочаем; кого захотим, того он и милует, не разобрав даже путем — кого…
С своей стороны, Аристотель и дворский лекарь искусно объяснили властителю, что слух о несправедливом
гневе его на знаменитого воеводу может повредить ему в хорошем мнении, которое имеют об нем римский цесарь и другие
государи; что
гневом на воеводу великий князь дает повод другим подданным своим быть изменниками отечеству; что Холмского не наказывать, а наградить надо за его благородный поступок и что эта награда возбудит в других желание подражать такой возвышенной любви к родине.
— Князь, — сказал Григорий Лукьянович, — великий
государь прислал меня к тебе с свои царским указом: царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси слагает с тебя
гнев свой и сымает с главы твоей царскую опалу и прощает тебя во всех твоих винностях…
— Благодарить тебе меня не за что — я забочусь о счастии вас обоих. Вернусь в Москву, буду бить челом
государю о твоем прощении, о снятии опалы с рода твоего; не поможет моя стариковская просьба — брата Никиту умолю, любимца царского, а тебя от царского
гнева вызволю…
Кутайсов со страхом вспомнил о сплетенной из воловьих жил и стоявшей в углу кабинета Павла Петровича палке, которой
государь расправлялся с ним в минуты его
гнева из-за какой-нибудь и не такой оплошности, как ходатайство неизвестной польки об отдельной аудиенции через посредство его, Ивана Павловича.
Громче и настойчивее заговорили в том же духе после 3 января 1565 года, когда присланный Иоанном чиновник Константин Поливанов вручил митрополиту грамоту царя, в которой тот описывал все мятежи, неустройства и беззакония боярского правления во время его малолетства, доказывал, что они расхищали казну, земли, радели о своем богатстве, забывая отечество, что дух этот в них не изменился, что они не перестают злодействовать, а если он,
государь, движимый правосудием, объявляет
гнев недостойным, то митрополит и духовенство вступаются за виновных, грубят, стужают [«Стужать» — надоедать — выражение летописца.
— Не посмотрел бы я ни на что, — отвечал ему Иоанн, — сам бы сжег ваш город и закалил бы в нем праведный
гнев мой смертью непокорных, а после залил бы пепел их кровью, но не хочу знаменовать начало владения моего над вами наказанием. Встань, храбрый молодец. Если ты так же смело будешь защищать нынешнего
государя своего, как разбойничал по окрестностям и заслонял мечом свою отчизну, то я добрую стену найду в плечах твоих. Встань, я всех вас прощаю!
— Не посмотрел бы я ни на что, — отвечал ему Иоанн, — сам бы сжег ваш город и закалил бы в нем праведный
гнев мой смертью непокорных, а после залил бы пепел их кровью, но я не хочу ознаменовать начало владения моего над вами наказанием. Встань, храбрый юноша. Если ты так же смело будешь защищать нынешнего
государя своего, как разбойничал по окрестностям и заслонял мечом свою отчизну, то я добрую стену найду в плечах твоих. Встань, я всех вас прощаю!
Бог восставит нам тебя,
государь, яко древле Моисея, Иисуса Навина и других освободивших Израиля, яко от нечестивых фарисеев, разбойников и богоборцев, но прежде внемли мне: удержи праведный
гнев свой, обрати еще на милость им: не видят бо, что творят.
— Если я сейчас велю из вас, извергов, тянуть жилы, что тогда вы будете говорить? То же самое и записки ваши! — с
гневом воскликнул
государь.
— Карать
государь должен за крамолу! — отвечал Грозный, но в голосе его слышались теперь не ярость и
гнев, а глубокая скорбь и неуверенность. — Губить невинных мне, царю, и в мысль не приходило… Казнить без суда я не приказывал… Ведуний каких-то упорных, не хотевших отвечать, только я велел, за нераскаянность при дознанной виновности, покарать по судебнику за злые дела их…
—
Государь и великий князь! — начал Феофил, — я, богомолец твой, со священными семи соборов и с другими людинами, молим тебя утушить
гнев, который ты возложил на отчину твою. Огонь и меч ходят по земле нашей, не попусти гибнуть рабам твоим под зельем их.
Государь, перед которым все трепетало и безмолствовало, в котором малейшее противоречие не в добрый час производило взрыв страшного
гнева, переломил себя и оказал Александру Васильевичу необыкновенную снисходительность и сдержанность, но вместе с тем недоумевал о причинах упорства старого военачальника.
Но в ветхих хороминах, за церковью Благовещения, жил первый господин всея Руси. В них замыслил и заложил он будущее могущество ее; сюда, встревоженные признаками этого могущества,
государи присылали своих послов ему поклоняться и искать с ним связей. Подходя к этим хороминам, царедворцы русские усерднее слагали молитвы архистратигу небесного воинства, да помилует их от
гнева грозного земного владыки.
Не подготовив даже к роковой вести,
государь, со все еще бушевавшим в его сердце
гневом, рассказал о самоубийстве Виктора Павловича.
Прекрасное, кроткое лицо
государя раскраснелось и глаза горели блеском решимости и
гнева.